Глава 1
Набат
…На Соборной площади Кремля тревожно залился набатный колокол, сзывая посадский народ. Люди живыми ручьями стекались к центру. Толпы передвигались то с утихающим, то с нарастающим шумом. Мелькание лиц, одежд… Так же, как нельзя найти на свете двух одинаковых городов, так же невозможно отыскать сейчас двух одинаковых лиц в этом бурлящем потоке людей. Многие из них искажены страхом неведения, многие несут на себе отпечаток удивления или просто досады, что оторвали их от срочной работы или любимого развлечения. То там, то сям слышны вопрошающие возгласы:
- Чего стряслось?
- По что люд от работы отрывают?
- Всю торговлю сбили!..
- Ишь, как бьют, наверно, беда…
- Стал быть!
Многие горожане пытаются высказать свои догадки, которые, стоит отметить, ни на чём не основываются:
- Видать, опять государя в Москве сменили…
- Господь с тобой! Фёдор Иоаннович-то ещё не стар…
По мере того, как бурлящие людские потоки приближались к центру города, будто ручьи с холмов, сливаясь в одно большое русло широкой бурной реки, шум голосов всё нарастал и усиливался. Набат же не переставал разливать свои тревожные звоны в солнечном весеннем небе.
Пестра была волнующаяся толпа: здесь и посадские, и стрельцы, и купцы, и юродивые. Но почти у каждого на устах один и тот же вопрос:
- Что за беда? Почему бьют в набат?
Эти выкрики и восклицания сливались в единое мощное рычание, грозный гул толпы, возмущённой нескончаемыми нападками злой судьбы на и без того постоянно бедствующий русский народ.
Когда людская река подтекла к кремлёвской стене и упёрлась в затворённые Никольские ворота, навстречу ей вышли испуганные дьяки и бояре.
- Горожане углицкие! – Воскликнул кто-то из них. – Беда постигла нас великая! Царевич Димитрий мёртвым найден…Тута на княжом дворе…
Людская масса сначала притихла, будто ошарашенная страшной вестью. Потом взревела и, сметая стоявших на её пути бояр и дьяков, ринулась в Кремль…
О, русский народ! Где ещё найдёшь более терпеливого и покорного! Многое перенёс он за свою более чем тысячелетнюю историю. Податливый, будто сено сухое, - крутили и вязали из него снопы тираны. Но стоило прихватить пламени, да подуть ветру вольному, разгорался пожар неистовый, и пламя бушевало – не затушить!
Долго стонала Россия под тяжестью опричнины, введенной для укрепления порядка в государстве грозным царём Иваном Васильевичем. А установление им «заповедных лет», когда запретили уход крестьян от помещиков в Юрьев день, тяжелым бременем легло на плечи простого народа.
Помнились тогда ещё победы Грозного в Казани и Сибири, но в последнее время не везло умному и хитрому царю Ивану Васильевичу. Затянулась на двадцать пять лет Ливонская война, уж многие тысячи русских полегли на чужой стороне под мечами и стрелами, пулями и ядрами шведов, поляков и прочих немцев. А в России всё чаще и чаще вспыхивали голод и мор. Страдал народ…
Иван Грозный был жестоким царём, не терпел противников, не жалел ни врагов, ни друзей. Так князю Андрею Курбскому навсегда пришлось покинуть Родину, уехать в Европу. А вот отец и сын Адашевы - бывшие сподвижники Ивана в деле организации опричнины так и умерли, заточёнными в Угличе, в Покровском монастыре.
Судьба помогла Ивану Васильевичу подняться высоко, захватить абсолютную власть. Только с личной-то жизнью у него не ладилось.
В феврале 7055-го лета1 обвенчался семнадцатилетний Иван в Москве с дочерью окольничего Анастасией Захарьиной. И дети пошли. Да вот беда – не удалось уберечь-то их. Из шестерых осталось двое – Иван да Фёдор. Беда с бедою неразлучны – через тринадцать лет умерла любимая жена Ивана Васильевича.
В лето 7068-е2 женился Иван Грозный на кабардинской княжне Кученей. Через девять лет и она умерла, оставив после себя следы жестокости и своенравия.
А в лето 7077-е3 опять женился царь Иван на дворянке Марфе Собакиной. Ей было шестнадцать лет. Красавица покорила сердце государя, но её болезнь не дала прожить им и года вместе. Поэтому сразу же после её смерти Иван женился на Анне Колотовской.
И с нею не получилась длительная совместная жизнь: постриг её в монахини Введенского монастыря в Тихвине. И Анну Васильчикову в Покровский суздальский монастырь спровадил. Кровь-то отцовская сказывается! Ведь Василий Иванович в своё время тоже зато-
Иван Грозный. Парсуна. XVIII в. УГИАХМ4
чил первую жену Соломонию в монастырь и тот же самый Покровский! Вот уж прав был Андрей Курбский5 в своих письмах, сказав, что с женитьбой Василия на Елене Глинской «родилась в законопреступлении и во сладострастии лютость, нынешний Иоанн наш.»
Вершиной всего стал случай, происшедший 16 января 7088-го лета6, когда царь Иван Васильевич при неизвестных обстоятельствах убил своего сына Ивана. Как ни горяч, ни сумасброден был царь, потом он горько раскаивался, покинув навсегда Александровскую слободу, в которой издавна проходили все пиры, разгулы и оргии, устраиваемые его сподвижниками.
Умерла и другая его жена Василиса Мелентьева.
Наконец, берёт он в жёны себе Марию Фёдоровну Нагую. Сосватал её царю дядя Марии. В этот же день женился и сын Ивана Фёдор на сестре близкого к царю Бориса Годунова. Годунова Иван Васильевич уважал за его ум и дальновидность.
В лето 7090-е7 и родился сын у Ивана царевич Димитрий. Царь на радостях сделал ему подарок – город Углич с близлежащими землями.
Не прошла даром для грозного царя его бурная жизнь. Состарился он раньше времени и вскоре умер.8
Царём-то Фёдора поставили, а вот править-то он не мог - не в отца пошёл, духу, характеру не хватало. А шурин у него хитрый был. Вот он-то и взял всю власть в свои руки.
Тут же всех Нагих из Москвы выгнал и велел отправить в Углич, чтобы не мешали ему государством править. А ведь Михаил-то Нагой, брат царицы, всё против Годунова выступал, поговаривали, и сам не прочь к престолу поближе. Но тут дело такое, что у кого руки длиннее – тот и ухватит, как в народе говорят, кто смел – тот съел. Вот у Бориса-то руки и оказались длиннее.
В Углич царская семья приехала тут же, как умер царь Иван. Чтобы тихо жили они, чтобы угличане не возмущались (ведь кормить-то какую ораву надо было), прислали четыре приказа московских стрельцов. Двести человек челяди ухаживали за маленьким наследником русского престола. Больше тысячи человек.
А ещё, ни с того ни с сего, присылает Годунов семью известного московского дьяка Михайлы Битяговского, а с ними с десяток человек. Чего им нужно было, никто не ведал.
Да только слухи поползли, будто шпионили они за Нагими.
Так и прожили семь лет. Угличане не только привыкли к царской семье, а и гордиться стали – какой ещё город похвалиться может, что у них царский наследник живёт.
И вдруг пятнадцатого мая 7099-го лета9 нашли Димитрия с перерезанным горлом.
Волновались толпы угличан. Такого шума, наверное, не слышал древний город со времён князей Василия Тёмного и Андрея Большого.10 И эта огромная масса людей вкатилась в Никольские ворота и с шумом заполнила территорию Кремля. То и дело над
общим гулом выделялись отдельные выкрики:
- Где царевич?!
- Показывай царевича!
На крыльцо княжеского дворца вышел Михайла Фёдорович Нагой с царицей Марией Фёдоровной да с братьями Андреем и Григорием.
- Мёртвым найден Димитрий!.. – Крикнул Михайла посадским, протягивая руку в ту сторону, где нашли маленького царевича.
Царевич Димитрий. Парсуна. XVIII в. УГИАХМ
- Убили! Убили Димитрия!...- Кто-то вдруг выкрикнул в толпе.
Кому пришла тогда такая мысль, сейчас уже, наверное, никто не определит. И вообще, с чего могли взять, что убили. Однако при таких словах на лицах братьев Нагих промелькнуло какое-то странное выражение, непонятное никому. Они переглянулись. Михайла наклонился к одному из близ стоявших горожан и что-то шепнул ему. Среди такого шума невозможно было услышать, как волной пролетело по толпе, а потом словно громом ударило:
- Борискины люди убили!
- Анчихристы! Анчихристы!
- Детей бьют!
- Глядь, так и до нас дойдут!
- Лови их! Имай!
- Бей годуновских воров!
Безумно на соборной колокольне разливался набат. Там сторож Спасо-Преображенского собора Максим Кузнецов да пономарь из церкви Константина и Елены Федот Афанасьев по прозвищу Огурец заперлись наверху. Федот непрерывно звонил. Несколько человек - годуновцев пытались отворить дверь звонницы. Ничего не вышло. Откуда-то притащили бревно и стали вышибать дверь.
От княжеских палат к колокольне хлынула толпа народа. Увидев годуновцев, угли-чане смяли, подхватили и поволокли ничтожную горстку людей. Неподалёку, на Соборной площади озверевшие, жаждущие крови посадские закидали камнями годуновцев.
Михайла Битяговский понял, что гибели ему не миновать:
- Данилка, а где Микитка?
- Разве тут разберёшь!
- Беги, Данилка, может спасёшься…
Дьяк Михайла только и успел сбежать на крыльцо – тут и растерзала его настигшая толпа.
- Глядите, Битяговский младшой-то утекает!
- Да где?
- Да вон, на княжом дворе, на переходе!
- Держи его!
- Не уйдёт!
Кто-то уже бежал по галерее наперерез Даниле. Вскоре тело его уже волокли на площадь, раздирая на куски и обливаясь кровью. Это раззадоривало ещё больше.
- Убивца изничтожили!
Каждый старался подойти к трупу и пнуть его ногой или ударить палкой.
Осипу Волохову, Никите Качалову (племяннику Михайлы Битяговского) всё-таки удалось убежать из города. Тут же решили они двигаться в сторону Москвы. Да по большой дороге идти всё же не решились, а пошли лесами. Скорее не пошли, а побежали.
Расправа угличан.
Фрагмент росписи церкви Царевича Димитрия «на крови». XVIII в.
В городе заметили бегство. Подняли клич. Несколько верховых бросились в погоню. Погоня длилась недолго. Когда всадники вернулись, то сказали, будто нагнали и убили беглецов на Греховом ручье, неподалёку от Никольского монастыря. Тела их бросили рядом с Битяговскими.